Если близкий - алкоголик

Было время, и время это было довольно продолжительное, когда я сильно уповала на Всевышнего в решении проблемы моей матери. Так получилось, что начало ее выпадения из реальности совпало с началом моей трудовой деятельности. В первый же год в качестве дополнительного заработка мне предложили подработку в духовной семинарии, преподавать иностранный язык будущим священникам. Я, признаться, как-то стушевалась, попыталась отказаться, ссылаясь на большую занятость по основной работе, язык языком, но тут ведь своя специфика, да и опыт преподавания у меня был почти никакой. Звонил сам ректор, уговорил прийти на встречу, а там, мол, посмотрим, согласилась. Необычная обстановка, почти как в церкви (хотя в церквях я до того момента была на пальцах можно посчитать), приятное общение и обещание высокой зарплаты сделали свое дело, были лихие 90-е, кругом разруха, с деньгами плохо, а тут тепло, уютно, работы всего ничего, а платят в разы больше, чем на основной. Одним словом, соблазнилась я и проработала потом в том заведении без малого 8 лет.

Первые года три особо не втягивалась, так, почитать чего-то возьму, помолюсь со студентами в начале занятия и по его окончании, вот, пожалуй, и все. Но по мере того, как мать все больше и больше спивалась, я все сильней и сильней проникалась тем миром, что давал надежду на утешение, исцеление и лучшую жизнь после жизни.  Ну и в какой-то момент меня будто стукнуло, а почему бы и нет, ведь верят же люди, и им помогает. Как сейчас помню, было раннее утро, я неслась на работу, голова совсем очумелая от переживаний за мать, ну что мне, думаю, стоит признать, что Он есть, и что я в Него верю. Как только я это проговорила внутри себя, на меня как будто что-то снизошло, дрожь по телу какая-то пробежала, в мозгу что-то словно бы щелкнуло, и понеслось. С того самого дня я стала без разбора читать всю религиозную литературу, что попадалась мне под руку, набралась решимости и зашла таки в церковь и где-то года на три там увязла. Не заметила, как стала активистом, начала агитировать окружающих поверить в Бога и посещать собрания верующих. Сама после таких собраний и молитв, на них совершаемых, ощущала необыкновенный прилив сил, умиротворение, какую-то детскую радость, надежду, глаза светились, на губах улыбка, а порой казалось, что и вовсе вознеслась над этим миром.

Но ощущение то проходило, стоило мне перешагнуть порог квартиры и столкнуться с жестокой реальностью в виде плохих новостей о матери или самой матери с безумным взглядом, перекошенным лицом, еле ворочающей языком. Будто бы сам рогатый решил почтить меня своим присутствием, дабы веру мою испытать, ну и что что ты ходишь туда, что меняет то это, вон оно, как пило, так и пьет, ну молишься ты, по больницам бегаешь, страждущих утешаешь, Бога им открываешь, а свою проблему так и не решила, да и наверху особо не торопятся помочь, хоть и просишь о том ежедневно. А ведь и действительно не торопились, сколько я молила, Боже, сделай чудо, сделай так, чтобы мать не пила. Потом где-то вычитала, мол, не просите Бога о чуде, Он его уже совершил, послал Сына Своего на смерть за ваши грехи. Но параллельно слышала другие истории, как кто-то долго молился за пьющего, и тот перестал. Еще часто приходилось слышать, отдайте, мол, свою проблему Богу, и рада была бы, но не совсем понимала, как это сделать. Вроде как сказать “Отдаю Тебе свою проблему” было недостаточно, нужно было полностью на Него положиться в ее решении. Но мне такое было тогда не по силам, как же, буду я стоять в стороне и спокойно наблюдать, как мать идет ко дну, это ж какое надо сердце, чтоб руку не подать.

В периоды просветления, кои случались у нее нечасто, я пыталась внушить ей, что если она будет уповать на Бога, то, возможно, сможет завязать, подсовывала соответствующие книжки, снабжала иконками, крестиками, брала с собой в церковь. Поначалу ей вроде бы нравилось, молиться научилась, квартиру завешала атрибутикой, даже на исповедь ходила один раз. Потом же Бога вспоминала только на выходе из запоев, молила простить и дать еще шанс, ну и когда заканчивались водка и продукты, но тут молитвы было мало, если будний день, идет ко мне со списком, если воскресный, в церковь опять же ко мне, но без списка. В будние дни я денег не давала, шла с ней магазин и покупала, что было нужно, часть продуктов съедалась, а часть сдавалась за полцены, и на эти деньги покупался технический спирт, потому как на большее не хватало. В воскресенье же после службы я, как правило, задерживалась в церкви, то на исповедь, то еще по каким-то делам, так что расчет был на то, что вместо продуктов будут наличные, а там гуляй не хочу. Придет, бывало, с глубокого похмелья где-то так в середине действа, стоит едва-едва, а все ж стоит, пару раз выбежит покурить, ну, а как все закончится, сразу ко мне, денег нет, продуктов тоже, полный ноль. Знала, что меня надо брать еще тепленькой, так сказать, в благодатном еще состоянии.

Еще моду такую взяла, как завидит меня, особливо, если только-только приняла иль глаза продрала опосля опохмелки, и ну давай креститься да бубнить, Господи, помилуй, Христе, помилуй, а то и вовсе на колени бухнется и чуть ни лбом об пол, ну, это ежели ноги уж совсем не держут. И смех, и грех. Вот только смеяться совсем не тянуло, пакостно как-то так становилось, как вроде издевалась надо мной, святое с грязью смешивала, ну или как-то так, в общем, спокойно наблюдать все это мне редко удавалось, некаменная чай, возьму да и обрушусь с руганью, на что и был расчет. Подымит глазенки свои остекленевшие, вылупится так, как будто удивление изображает, ты что же это, доченька, кричишь так, ты же в церковь ходишь. Вот это меня окончательно добивало. Не выдержу, хлопну дверью, похожу, похожу вокруг дома, успокоюсь, вернусь, спрошу, каких продуктов надо, доставлю и домой. Впрочем о манипуляторских способностях своей мамули я уже писала в одной из предыдущих глав. Иной раз приду, валяется посреди комнаты, все равно что труп только дышащий, окроплю квартиру святой водичкой, молитвы прочитаю, еды оставлю и восвояси, вроде как миссию выполнила, а там будь, что будет.

А что будет, я уже примерно знала. Надежда на чудесное спасение потихоньку угасала. То, что я делала для нее, помогало лишь мне, а с нее, как с гуся вода, по крайней мере, внешне все выглядело именно так. Молитва давала мне успокоение, размышления о Боге уводили в другой мир, мир полный любви, прощения и благодати. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что мир тот стал для меня гораздо более реальным, чем этот, где царили боль и безнадега, поведала об этом священнику на исповеди, он сказал, что это нормально, мол, так и должно быть. Одно время я даже серьезно подумывала о том, как бы податься в монастырь, то ли прониклась так сильно, то ли отчаяние доконало, то ли все вместе. Понимала, что в моем случае это никак невозможно, с мужем то в монастырь не возьмут, но нет-нет да пробежит такая вот безумная мыслишка. Муж мой, надо отдать ему должное, будучи большим скептиком, никогда не пытался отговорить меня от хождения в церковь и от других подобных блажей, как то посещение больных и одиноких, выполнение церковных поручений, видимо, чувствовал, что мне это было необходимо, все лучше, чем иметь под боком неуравновешенную истеричку, часто сопровождал меня на воскресные службы, к концу моего пребывания в церкви мы с ним обвенчались.

Еще до того, как податься в религию, я начала писать научную работу, она то, точнее связанные с ней обязательства перед людьми, что потратили на меня немало сил и времени, и помогла мне спуститься на грешную землю и увидеть то, чего я ранее не замечала или отказывалась замечать. Больше того, именно благодаря этой работе я сумела таки отлепиться от материного алкоголизма и оставить ее наедине со своими проблемами, что, как мне теперь кажется, очень пошло ей на пользу. После защиты диссертации я не вернулась в церковь, как планировала, не буду объяснять здесь, что да как, просто уже не втискивалась в эти рамки. Мать же, напротив, все чаще к Нему прибегала, особенно после того, как я практически перестала принимать участие в ее жизни. До сих пор считает, что Бог к ней относился как-то по-особенному, помогал ей во время запоев и особенно на выходе из них, только бросить вот, как ни просила, не помог, может, не так просила. Я же из того периода вынесла твердое убеждение, Бог помогает тем, кто помогает себе сам.